Неточные совпадения
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось спать, и я пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться на ее постели, на
мягком пуховике, под теплым стеганым одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала на своей постели и, должно быть, спала; услыхав шум моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной платок, которым от мух была покрыта ее голова, и, поправляя чепец, уселась на край
кровати.
Знакомы мне эти узкие, чуть-чуть заставленные мебелью комнатки и, однако же, с претензией на комфортабельный вид; тут непременно
мягкий диван с Толкучего рынка, который опасно двигать, рукомойник и ширмами огороженная железная
кровать.
Поцеловав меня, она ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из широкой,
мягкой и жаркой
кровати, подошел к окну и, глядя вниз на пустую улицу, окаменел в невыносимой тоске.
Все втроем они перешли по
мягкому ковру в третью комнатку, где стояла
кровать хозяина и хорошенькая спальная мебель.
За ширмами стояла полуторная
кровать игуменьи с прекрасным замшевым матрацем, ночной столик, небольшой шкаф с книгами и два
мягкие кресла; а по другую сторону ширм помещался богатый образник с несколькими лампадами, горевшими перед фамильными образами в дорогих ризах; письменный стол, обитый зеленым сафьяном с вытисненными по углам золотыми арфами, кушетка, две горки с хрусталем и несколько кресел.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть», — и видит, стоит перед ним
кровать резная, из чистого золота, на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху
мягкого, лебяжьего.
У задней стены стояла
мягкая, с красивым одеялом,
кровать Еспера Иваныча: в продолжение дня он только и делал, что, с книгою в руках, то сидел перед столом, то ложился на
кровать.
Теперь ему удалось упрямым движением головы освободиться от ее
мягких и сильных рук. Он встал с
кровати и сказал твердо...
Комната Марьи Тимофеевны была вдвое более той, которую занимал капитан, и меблирована такою же топорною мебелью; но стол пред диваном был накрыт цветною нарядною скатертью; на нем горела лампа; по всему полу был разостлан прекрасный ковер;
кровать была отделена длинною, во всю комнату, зеленою занавесью, и, кроме того, у стола находилось одно большое
мягкое кресло, в которое, однако, Марья Тимофеевна не садилась.
Он
мягким, но необыкновенно сильным движением усадил ее на
кровать и уселся с нею рядом. Дрожащими руками он взялся за ее кофточку спереди и стал ее раскрывать. Руки его были горячи, и точно какая-то нервная, страстно возбужденная сила истекала из них. Он дышал тяжело и даже с хрипом, и на его покрасневшем лице вздулись вверх от переносицы две расходящиеся ижицей жилы.
Когда ее немного отпустило, она покрыла
кровать одеялом, расстегнула кнопки кофточки, крючки лифа и непослушные крючки низкого
мягкого корсета, который сдавливал ее живот. Затем она с наслаждением легла на спину, опустив голову глубоко в подушки и спокойно протянув усталые ноги.
В царской опочивальне стояли две
кровати: одна, из голых досок, на которой Иван Васильевич ложился для наказания плоти, в минуты душевных тревог и сердечного раскаянья; другая, более широкая, была покрыта
мягкими овчинами, пуховиком и шелковыми подушками. На этой царь отдыхал, когда ничто не тревожило его мыслей. Правда, это случалось редко, и последняя
кровать большею частью оставалась нетронутою.
Тот же самый Ванька Мазан, подметая однажды горницу Степана Михайловича и собираясь перестлать постель, соблазнился
мягкой пуховой периной и такими же подушками, вздумал понежиться, полежать на барской
кровати, лег, да и заснул.
Лежа на голых досках, человеку иногда приходит в голову мечтать о роскошной постели, о
кровати какого-нибудь неслыханно драгоценного дерева, о пуховике из гагачьего пуха, о подушках с брабантскими кружевами, о пологе из какой-то невообразимой лионской материи, — но неужели станет мечтать обо всем этом здоровый человек, когда у него есть не роскошная, но довольно
мягкая и удобная постель?
Посреди комнаты стол большой, у окна кресло
мягкое, с одной стороны стола — диван, дорогим ковром покрытый, а перед столом стул с высокой спинкой, кожею обит. Другая комната — спальня его:
кровать широкая, шкаф с рясами и бельём, умывальник с большим зеркалом, много щёточек, гребёночек, пузырьков разноцветных, а в стенах третьей комнаты — неприглядной и пустой — два потайные шкафа вделаны: в одном вина стоят и закуски, в другом чайная посуда, печенье, варенье и всякие сладости.
Рыбников
мягким, беззвучным движением спрыгнул с
кровати и два раза повернул ключ. Тотчас же в дверь постучали. Женщина с криком опрокинулась головой на стол, закрыв лицо ладонями.
Лодка злобно взвизгнула и бросилась вон. Бурмистрову показалось, что она ударила его чем-то тяжелым и
мягким сразу по всему телу, в глазах у него заиграли зеленые и красные круги, он бессмысленно взглянул в темную дыру двери и, опустив руки вдоль тела, стал рассматривать Симу: юноша тяжело вытаскивал из-под
кровати свое полуголое длинное тело, он был похож на большую ящерицу.
Два месяца прошло. Во тьме ночной,
На цыпочках по лестнице ступая,
В чепце, платок накинув шерстяной,
Являлась к Саше дева молодая;
Задув лампаду, трепетной рукой
Держась за спинку шаткую
кровати,
Она искала жарких там объятий.
Потом, на
мягкий пух привлечена,
Под одеяло пряталась она;
Тяжелый вздох из груди вырывался,
И в жарких поцелуях он сливался.
— Фу ты, господи! — прошептал Тихон Павлович, лежа рядом с женой и прислушиваясь к
мягким вздохам ночи за окном. От согретой пуховой перины ему стало жарко; он беспокойно повозился, предал супругу анафеме, спустил ноги на пол и сел на
кровать, отирая потное лицо.
Никогда в жизни я не забуду этих
мягких, вкрадчивых шагов, этого сдержанного звериного дыхания, этого отвратительного запаха сырого перегнившего мяса из невидимых пастей, этих фосфорических глаз, мелькавших в темноте то здесь, то там… Но чувства испуга ни я, ни Антонио не испытали в эту минуту. Только на другой день вечером, когда я вспомнил наше приключение, то один, лежа в
кровати, задрожал и вспотел от ужаса. Понимаете?
Если ты здоров да поработал до усталости, то хлеб с водой тебе слаще покажется, чем богачу все его приправы, солома для постели
мягче всяких пружинных
кроватей и кафтан рабочий приятнее на теле всяких бархатных и меховых одежд.
Наконец он торопливо разделся, задул свечку, быстро юркнул в
кровать, осторожно раздвинув полог, тщательно затянул отверстие, чтобы не проникли москиты, и сладко потянулся на широкой
мягкой постели с безукоризненно чистым бельем, ощущая давно не испытанное наслаждение спать на берегу в такой роскошной
кровати, не думая о вахте.
Мягкая оливкового цвета мебель, широкое зеркало в простенке двух окон, скрытых под белыми тюлевыми занавесками, туалет из зеленого крепона с плюшем, за красиво расписанными по молочному фону ширмами
кровать, похожая на большого сверкающего лебедя своей нежной белизной…
Очнувшись, он увидел себя в своей постели, раздетым, увидел графин с водой и Павла, но от этого ему не было ни прохладнее, ни
мягче, ни удобнее. Ноги и руки по-прежнему не укладывались, язык прилипал к небу, и слышалось всхлипыванье чухонской трубки… Возле
кровати, толкая своей широкой спиной Павла, суетился плотный чернобородый доктор.
Вдруг я заметил, что я давно уже без варежек, вспомнил, что уж полчаса назад скинул пальто. Изнутри тела шла крепкая, защищающая теплота. Было странно и непонятно, — как я мог зябнуть на этом
мягком, ласкающем воздухе. Вспомнилась противная, внешняя теплота, которую я вбирал в себя из печки, и как это чужая теплота сейчас же выходила из меня, и становилось еще холоднее. А Алешка, дурень, лежит там, кутается, придвинув
кровать к печке…
Кроме
кровати был также ясеневого дерева стол,
мягкое кресло, шкаф для вещей и умывальник.
В Баратове Капитолина Андреевна имела отдельную комнатку. Это была уютная, светлая келейка, как прозвала комнату Капочки княжна Варвара, убранная со вкусом и комфортом.
Мягкая мебель, пышная
кровать, ковер и туалет составляли ее убранство. Шкап для платья был вделан в стену.
И вдруг замолчала. И с удивлением стала оглядываться. Большая комната. Все в ней блестело чистотою и уютом. Никелированная полутораспальная
кровать с медными шишечками, голубое атласное одеяло; зеркальный шкаф с великолепным зеркалом в человеческий рост, так что хотелось в него смотреться;
мягкий турецкий диван; яркие электрические лампочки в изящной арматуре.
Это была довольно большая длинная комната с одним окном, завешанным тяжелой шерстяной пунцовой драпировкой, пол был устлан
мягким ковром, и кроме затейливого туалета и другой мебели в глубине комнаты стояла роскошная двухспальная
кровать, на пуховиках которой лежала Настасья Федоровна в богатом персидском капоте.
— Я, бабка Ганне! — отвечала Ильза, поцеловав старушку в лоб, села возле нее на
кровать, развязала котомку, бывшую у ней за плечами, и вынула кадушечку с маслом,
мягкий ржаной хлеб и бутылку с водкой. — Вот тебе и гостинец, отвесть душку.
Татьяна Петровна сладко спала, раскинувшись на постели.
Мягкое одеяло прикрывало ее только до пояса. Тонкая ткань белоснежной сорочки поднималась ровными движениями на не менее белрснежной груди. Одна миниатюрная ручка спустилась с
кровати, а другая была закинута под голову. Раскрытые розовые губки как бы искали поцелуя. Видимо, сладкие грезы, грезы будущего счастья с Борисом, витали над ее хорошенькой головкой.
Из оцинкованного корыта шел теплый пар. Алевтина Петровна раскладывала на столике мыло, кокосовую мочалу, коробочку с присыпкой. Распеленали ребенка. Стали мерить градусником воду. Голый мальчишка лежал поперек
кровати, дергал ногами и заливался старчески-шамкающим плачем. Мать, с засученными рукавами, подняла его, голенького, положила над корытом так, что все тельце лежало на ее белой
мягкой ладони, и погрузила в воду.